Руки его так и порхали над разложенными на столе травами, не замедляясь ни на мгновение. Травы он подбирал одну к другой, не тратя времени на раздумья – как показалось Кэссину, почти и не глядя.
– Дурак вы, господин маг, – вздохнул старый лекарь, любуясь быстрой пляской его загорелых рук, – не в обиду вам будь сказано. Вы ведь целитель, сразу видать – вон как проворно управляетесь. Хоть и не из здешних мест, а тоже в каком-то смысле нашей гильдии. Могли ведь смело обратиться ко мне за помощью как к собрату по ремеслу… вы ведь сразу поняли, что на огороде у меня не тыква растет, верно?
Кенет кивнул.
– Это верно, я дурак, – ухмыльнулся Кенет. – Зато везучий дурак. Вот и с вами мне повезло, господин Вайоку.
Надо же, как быстро он накоротко сошелся со стариком лекарем – уже и по имени его называет! Кэссин бы дня три мучительно выбирал момент, наиболее подходящий, чтоб от официального обращения «почтенный господин» перейти к более сердечному и простому, все дичился бы…
– Ну, положим, мне с вами тоже повезло, – улыбнулся в ответ старый Вайоку. – За один день столько работы переделать! И изгородь вы мне починили, и огород пропололи, и ужин приготовили. А с этими травами мы и вовсе быстро управимся. Мне одному и в неделю столько не разобрать…
Кэссин посмотрел на Кенета почти со злостью. Покуда сам он отсыпался, Кенет работал не покладая рук. И ведь не скажешь по нему, что устал: глаза ясные, движения легкие, проворные. Да что он – двужильный, что ли?
Кенет почувствовал его взгляд, поднял голову и посмотрел на него. Кэссин ощутил, что краснеет: по выражению его лица даже глупец угадал бы его мысль – а Кенет хоть и именовал себя глупцом, но отнюдь им не был.
– По-моему, ты меня обманул, – тихо произнес Кэссин.
– Ты о чем? – удивился Кенет.
– Когда я тебе о своей выучке рассказывал, ты говорил, что все это – извращение естества, и только. Вот и скажи на милость, как ты ухитряешься так работать, если ты своего естества подобным же образом не извращал?
– Так ведь работать, – возразил Кенет, соединяя несколько трав в один пучок, – а не дурью маяться. Это не выучка, а привычка. Привык я, понимаешь? То огород полоть, то траву косить, то поле пахать… знай успевай поворачиваться. Вот тебе за мной и не угнаться. Хоть силач из ярмарочного балагана кидает гири, как мячики, а как до работы дойдет, его самый хлипкий грузчик в два счета обставит.
Как работают грузчики, бывший побегаец Кэссин помнил и спорить с Кенетом не стал. Действительно, для тяжелой работы одной силы мало. Нужно еще и умение, ухватка, а более всего – привычка. Работать так, как Кенет, Кэссину в жизни не доводилось… батюшки, да что ж он за создание такое никчемное? Только ведь и умеет, что коробочки клеить. А ведь парень, нельзя же не сказать, на возрасте.
– Но так, как я, тебе и не надо. – Кенет связал последний пучок и встал из-за стола. – Не беспокойся, мы еще найдем, к какому делу тебя приставить.
Он собрал связки трав со стола и аккуратно выложил их на подвесную полочку.
– Я тоже закончил, – объявил Намаэн, ссыпая в чашку последнюю горсть семян восковицы.
– Вот и хорошо, – улыбнулся Кенет. – А теперь мы посмотрим, что у тебя быстрей получается – работать или похлебку есть?
Похлебки такой Кэссин не едал отродясь. Видно, недаром Кенет растерялся на постоялом дворе и не разобрал, что за еду ему подали: в его родных краях действительно готовят по-другому. Может, и не лучше, но, несомненно, иначе. Кэссин так наслаждался непривычным вкусом похлебки, что даже не заметил, как съел все подчистую. О Намаэне и говорить нечего – не забывший еще приютской бурды мальчишка наворачивал за обе щеки. Бывший лекарь Вайоку ел степенно, не торопясь. Кенет задумчиво прихлебывал, не особо обращая внимание на то, что ест: для него вкус этого ужина был чем-то привычным, повседневным.
Покончив с ужином, Кенет отправил Кэссина прибрать кухню и вымыть посуду, а сам выпросил у старика Вайоку ножницы, нитки и иглу. Когда Кэссин, управившись с делом, вернулся в комнату, Кенет уже вовсю орудовал иглой, а на столе лежали лоскутки, в которых Кэссин мигом признал свою бывшую рубашку и один из кафтанов.
– Нам это добро все равно не пригодится, – объяснил Кенет, подняв голову от шитья, – а малышу одежонка выйдет, да еще и останется. Потом мы ему что-нибудь получше справим, а пока и так походит.
Получше? Да Намаэн в прежнюю свою бытность и о такой одежде мечтать не мог. Стежки у Кенета выходили хотя и крупные, но ровные, шов нигде не морщил, не перекашивался. Совсем даже неплохая рубашка получится… и кафтанчик ничего, добротный… Кэссину нового заделья не нашлось, и он сел в уголке и принялся смотреть, как поблескивает в руках Кенета быстро мелькающая игла. И даже после того, как неожиданный сон смежил веки, перед мысленным взором Кэссина, словно рыбка в ручье, сновала блестящая игла… потом рыбка плеснула хвостом и уплыла… темно-зеленый с прожелтью лист, медленно кружась, опустился на воду… где-то высоко над головой ветер тронул верхушки деревьев, пошевелил ветви, потом опустил руку, слегка встряхнул Кэссина за плечо и прошептал: «Спит…»
Ни железным, ни двужильным Кенет все-таки не был. Засидевшись вчера за шитьем, он наутро проснулся позже всех – хоть и ненадолго, но позже, и Кэссин испытал какое-то непонятное торжество, глядя на мирно спящего Кенета. Тот ощутил на себе его взгляд и мигом проснулся.
– Разленился я что-то, – сонно укорил себя Кенет и выпрыгнул из постели.
– А мы тут завтрак приготовили, – похвастался Намаэн, размахивая ложкой, как знаменем.