Кэссин смотрел на Гвоздя и улыбался собственным выдумкам. На сей раз он не увидел, как Гвоздь любовно расправляет наряд, складывает его и со вздохом убирает в сундучок. Он заснул раньше, чем Гвоздь насладился своими мечтами. На плече Кэссина мирно спал Треножник, по временам издавая тихое сытое урчание.
Наутро Крысильня вновь пробудилась необычно рано, хотя и по другой причине. Шторм за ночь отбушевал, и кораблей у причалов наверняка прибавилось. Разгружать их сегодня начнут рано, а значит, и побегайцам нужно поторапливаться. Гвоздь по такому случаю даже утреннюю рыбалку отменил: побегайцы наскоро перекусили остатками вчерашнего пиршества. Все же маленькое отступление от правил зачастую чревато большими последствиями, и Гвоздь отправил Покойника наловить рыбы и изжарить ее к приходу побегайцев: после вчерашнего шторма Покойник чувствовал себя скверно, и в порту от него толку не будет, а оставить его в Крысильне без видимой причины не так-то просто: самолюбие не позволяло Покойнику отлеживаться, покуда все остальные при деле. В такие дни Кэссин при полнейшем попустительстве Гвоздя притворялся больным, и Гвоздь оставлял Покойника «присматривать за этим задохликом недоделанным». Когда Кэссин впервые измыслил этот трюк, он до одури боялся, что Гвоздь поколотит его, а то и выгонит, но все же рискнул: когда бы не Покойник, который и привел его в порт, Кэссин давно помер бы с голоду. Однако все обошлось. Гвоздь не раскусил обмана.
На самом деле Гвоздь разоблачил неумелого симулянта мгновенно. Именно тогда он и решил, что Покойник не ошибся в новичке, и гнать его взашей, как он недавно намеревался, не стоит. Разумеется, он не сказал Помелу ни слова – ни о том, что его неуклюжий обман раскрыт, ни о том, что его никто и никуда не выгонит. Незачем этому недоумку слишком много знать: избалуется. Однако симпатии к Помелу у Гвоздя прибавилось: не каждый сможет и захочет с риском для себя выдумать для Покойника предлог отдохнуть, пощадив при этом его гордость. После Кастета Покойник был самым близким другом Гвоздя, и Гвоздь оценил поступок Помела по достоинству.
По счастью, сегодня Покойник в подобной услуге не нуждается. Пусть себе ловит рыбку, покуда остальные заняты в порту. Работы предстоит выше головы, знай только поспевай.
В душе Кэссин был искренне благодарен Гвоздю за его решение. Работы и впрямь оказалось столько, что здоровому человеку умотаться в пору – не то что Покойнику. Когда грузчики устроились на обед, Гвоздь впервые на памяти Кэссина нарушил свое неписаное правило – не отходить от них дальше, чем на десять шагов. Он увел изнемогающих побегайцев на ту груду ящиков, где они сидели вчера, и велел расположиться на недолгий отдых.
– Расскажи что-нибудь, Помело, – отчаянно зевая, попросил Воробей. – Не то усну, ей-слово.
– Дело говоришь, – одобрил Гвоздь. – Рассказывай, Помело.
Кэссина пронизало предчувствие. Он начал рассказывать, дрожа от сдержанного ожидания, и совершенно не удивился, когда из-за ящиков вновь возник давешний незнакомец. У Кэссина мигом пересохло в глотке, но он не позволил себе сбиться или даже сглотнуть. По всей видимости, его усилия не пропали даром: никто из побегайцев не заметил вчерашнего случайного слушателя, никто даже не обернулся. Ай да Кэссин! Надо же, до чего увлеклись побегайцы его рассказом! Пожалуй, даже слишком… пора и прекратить его, не то отдых продлится больше, чем рассчитывал Гвоздь, – и вряд ли Гвоздь будет благодарен Кэссину за задержку.
– А как воин обманул мага, я вам завтра расскажу, – нахально заявил Кэссин, спрыгивая с ящиков наземь.
– Непременно приду послушать, – звучно, хоть и негромко произнес незнакомец. – А пока держи, парень. Заработал.
И в руке Кэссина вновь оказалась тяжелая серебряная монета.
Овальная печать канцелярии Тайного Приказа тускло синела в левом верхнем углу пергамента. Рядом с ней примостился узкий черный прямоугольник.
Его высокородное благолепие господин Главный министр Тагино досадливо сморщился. Черная прямоугольная печать означала, что перед ним не оригинал письма, временно выкраденный магическим образом, а всего лишь снятая учеником мага копия текста. А ведь он велел доставить ему не копию, а само письмо!
– Где оригинал? – нетерпеливо спросил он, небрежно поигрывая перстнем с неприметным серо-розовым плоским камнем. Зато на камне этом вырезана его личная печать, и одно прикосновение этого камня к бумаге способно изменить жизни многих людей – а то и уничтожить их вовсе.
– Моя вина, ваше высокородное благолепие! – Начальник Магической канцелярии распростерся ниц, касаясь лбом пола.
– Прекратите вылизывать мрамор, Нигори, – холодно произнес Тагино, – это и без вас найдется кому делать. Не гневите меня попусту.
Нигори испуганно воззрился на господина министра снизу вверх, но не встал.
– Я ведь говорил вам, Нигори, – все так же холодно и мягко продолжал Тагино, – мне не нужны оправдания, мне нужен результат. И меня совсем не интересует, чья это вина. Мне совершенно безразлично, кого отправить к палачу, – вас или кого-то другого. Меня интересует, где оригинал письма. Извольте немедленно встать и объяснить подобающим образом, где он. И не заставляйте меня понапрасну терять время. Иначе следующий приказ вы получите в кошельке из кожи, снятой с ваших ушей.
Нигори вскочил, пыхтя и отдуваясь.
– Продолжим, – как ни в чем не бывало вымолвил Тагино.
– Ваше благолепие… – тихо и боязливо выговорил Нигори, – оригинал достать невозможно.