– Кастет? – сообразил Кэссин.
– Кастет, Кастет, – кивнул Покойник.
Он поддел ножом веревки, стягивающие сверток, и перерезал их.
– Как вам гостинец, нравится?
– Тайгэн, да ты нас за кого принимаешь? – ахнул Кенет, когда из свертка показался великолепный шелковый кафтан. – Мы… нет, спасибо тебе, конечно, но мы не можем этого принять.
– Не обижай мою жену, – хмыкнул Покойник. – Это вам от нее. Она сказала, что раз уж благодаря вам ей не придется тратиться в ближайшее время на траурный наряд, то она с большой радостью истратит эти деньги на одежду для вас.
Кенет засмеялся.
– Похоже, повезло тебе с женой, – заметил он.
Кэссин не мог понять, что позволило Кенету сделать подобный вывод: Покойник ведь ни единым словом не обмолвился, любит ли его жена или он – ее, живут ли они в ладу или ссорятся. Он даже удивился немного. Мгновением спустя он удивился еще больше, ибо по устам Покойника скользнула удивительная улыбка, нежная и даже какая-то беззащитная.
– А ты, я вижу, тоже женат. – Покойник хлопнул Кенета по плечу. Это движение выражало нечто большее, чем простое дружеское расположение, – скорее некую непонятную для Кэссина общность.
Кенет кивнул.
– Разве твоя жена поступила бы иначе? – И снова Кэссин не понял смысла тех взглядов, которыми обменялись Кенет и Покойник. Зато он понял, что Кенету с женой повезло наверняка.
– Так же, – вновь кивнул Кенет. – Но пойми, это ведь такой дорогой подарок. Вот если бы сразу спросил…
– По-моему, маг, ты спросонья туго соображаешь, – хмыкнул Покойник. – Да кто тебя спрашивать станет! Подарок не дорогой, а в самый раз. Вам ведь спрятаться надо. Вот эта одежда вас и укроет. Не смотрятся на тебе лохмотья, понимаешь? Стать у тебя не та. Ты не ходишь, как оборванец, не жмешься к стене, чтобы пропустить вперед богатого господина, как сделал бы оборванец… да что уж там, ты и кланяешься, как человек, которому во всю его жизнь ни разу не приходилось унижаться. Твое тело никогда не знало настоящего голода, и это заметно. Ты хоть какую рвань на себя натяни, а ходишь ты с достоинством мага и выправкой воина. В богатой одежде это не будет бросаться в глаза, а в лохмотьях ты похож на двухпалубное судно, которое пытается притвориться самодельным плотиком. И друг мой Помело тоже позабыл, как подобает вести себя человеку, который бывает сыт от силы раз в три дня.
– К хорошему быстро привыкаешь, – вздохнул Кенет. – Правда твоя. В деревне меня уважали… да и потом мне в лохмотьях ходить не доводилось. Я носил хайю или плащ мага. Ты прав, нищий из меня не получится. Я еще мог зарабатывать поденщиной в предместье, но в городе, да притом что мне нельзя быть приметным… будь по-твоему.
– Гляди-ка ты, впору! – восхитился Кэссин, когда они с Кенетом облачились в подаренные одежды.
– Еще бы, – бросил Кенет, завязывая пояс. – Что такое для опытного вора снять мерку на глазок? Ничего не скажешь, мастер своего дела.
Покойник широко ухмыльнулся.
– Вот, держи. – Кенет высыпал ему в ладонь горстку гадальных бирок. – Пусть ваш человек во дворце найдет посла Юкенну и незаметно передаст ему это. Говорить ничего не надо. Тот и так все поймет. Да, и вот еще что… если он спросит у твоего парня, как его зовут, пусть назовет свое имя без опаски. Спрашивать будут не из пустого любопытства. Лучшего гадателя по именам, чем Юкенна, я еще не видел.
– Ладно. – Покойник ссыпал бирки в привесной кошель. – Вечерком я к вам наведаюсь, а покуда посидите тут. Хоть вы и приоделись, а самим вам по первому времени лучше в город не выходить.
– Не понимаю, – изрек Кэссин, когда Покойник удалился. – Они ведь парни не из доверчивых – что Гвоздь, что Покойник. Конечно, меня они знают, а тебе благодарны… но все же я понять не могу, почему они так легко согласились тебе помочь.
Кенет устремил на Кэссина ясный спокойный взгляд.
– Повезло, наверное, – ответил он. – Мне и вообще везет, а на хороших людей – особенно.
– Не тревожься, – посоветовал Юкенна, пристально разглядывая ногти на левой руке. – Никуда мы не опоздаем.
– Это я никуда не опоздаю, – возразил Хакарай. – Если ты не будешь готов вовремя, я отправлюсь во дворец один и скажу королю, что хотя ты и нашелся, но болен и прийти засвидетельствовать свое почтение не можешь.
– Ни в коем случае! – Юкенна даже привстал чуть-чуть, и охранник, массирующий его ноги, сделал неловкое движение.
– Прошу простить, ваше высочество, – пробормотал он.
– Ничего страшного, – произнес Юкенна, – продолжай.
– Не пойму, зачем тебе это, – недовольно пробурчал Хакарай.
– Я тоже, – осмелился встрять в разговор охранник. – У вашего высочества крепкие сильные ноги.
– Это тебе так кажется. – Охранник слишком сильно нажал на колено, и Юкенна поморщился. – Твои ноги куда крепче моих. Я могу идти хоть два дня без передышки, могу проскакать верхом больше, чем любой уроженец Загорья… но я не смог бы отстоять неподвижно в карауле и двух часов. А ведь мне сегодня предстоит провести на ногах не два часа, а куда больше.
Он отстранил готового продолжить охранника и осторожно встал.
– Отвык я, понимаешь? – обернулся Юкенна к Хакараю. – В Загорье церемониал совсем другой, там подолгу стоять не приходится. А у гадальщиков и вообще ремесло сидячее. Привык я за это время сидеть, а не стоять.
– Ну, допустим, – ворчливо уступил Хакарай, глядя, как Юкенна перед зеркалом собственноручно закладывает свои еще слегка влажные волосы в подобающую случаю прическу.
– А еще я не знаю, когда мне предложат поесть. Конечно, если я останусь до вечернего пира, там меня накормят… хотя послу неприлично хватать с блюда еду и вгрызаться в нее. – Юкенна неожиданно ухмыльнулся. – Это в Загорье нужен луженый желудок. Кочевники – они и есть кочевники. Если ты хоть крошку в миске оставил, значит, не уважаешь того, кто тебя угощал. Или еду тебе подали невкусную. Словом, в том или другом случае ты навлек позор на голову хозяина дома. Кобра, ты не представляешь, чего и сколько мне пришлось съесть за годы моего посольства в Загорье.